J. J. CALE'S GOT IT MADE

"Все мои пластинки - в некотором роде демо-записи", - говорит Дж. Дж. Кейл, как всегда скромный и старающийся держаться в тени, сидя и лос-анжелесском офисе "ВМС Records". Мы говорим о "Travel Log", первой его пластинке после многих лет молчания, - и о том, каким образом фирма "UK Silverstone" под руководством легенды британской музыкальной индустрии Эндрю Лодера занялась ее выпуском. Лодер, говорит Дж. Дж., захотел выпустить новый альбом Кейла; у того, в свою очередь, была в запасе серия песен, которую он хотел отдать Лодеру для пластинки, чтобы заняться потом чем-нибудь новым.

"Некоторые из них записаны вживую, некоторые - в студии, с первого или второго раза, а для двух или трех пришлось сделать кучу дублей. Я редко что-то переписываю начисто. Конечно, надо бы это делать, - смеется Кейл. - Для радио, к примеру, надо отшлифовать звук. Но в основном я записывал свои вещи для музыкантов, которые потом их исполняли сами, так что я частенько оставлял их и на стадии демо-записи".

Хотя к Кейлу и обратилась "маленькая английская фирма" Лодера, основной юмор ситуации, возможно, заключается в том, что она подчиняется гиганту "ВМС Records": Кейл, который в 1985 году отказался записываться на "Phonogram" (ныне "Polygrаm"), опять, хотел он этого или нет, оказался пойман на крючок гигантом звукозаписи. "Я и в самом деле не ожидал этого, - говорит он, - я думал, что они выпустят пластинку в Англии, и на этом все закончится. Но они должны получить назад вложенные в нее деньги, - в том-то и заключался подвох".

Почему Кейл перестал записывать пластинки? "Фирма платила мне кучу денег за пластинки, - говорит он, - и я чувствовал себя так, будто расплачиваюсь с ними искусством, понимаете? А они не могут торговать просто искусством. Я им отдавал самое дорогое, то, что у меня за душой, - а они требовали хитов".

Однако у Кейла - автора "After Midnight", "Cocaine" и многого другого, - кроме хитов, в голове есть множество иных идей. Одна из главных - просто посиживать, играя на гитаре, и ловить от этого свой кайф.

"Я провел достаточно времени в студиях, автобусах и ночных клубах", - говорит он.

"Musician": Сейчас вам не нужно записывать пластинки, если вы того не хотите, правда? На жизнь вам вполне хватает отчислений за исполнение написанных вами песен?

Кейл: Конечно. "Call Me The Breeze", "After Midnight", "Cocaine" - эти три песни приносят мне стабильный доход. Недавно Эрик Клэптон опять исполнил по коммерческому каналу "After Midnight"... Я занимался звукозаписью, пока не пошли стабильные деньги. Но, знаете, наступает момент, когда начинаешь достаточно зарабатывать, и если после этого продолжать делать то, что не хочешь делать... Я дошел до того, что потерял всякий интерес к записи пластинок, потому что - ну, я не знаю, бывали ведь периоды подъема и периоды упадка! Я и попросил разорвать со мной контракт, что они и сделали; и все стало прекрасно. И теперь я записываюсь вот здесь. Музыка в основе своей все та же, но сам я посвежел, обновился, потому что отдохнул.

- Замечательно, что старые песни оказались столь полезными, но вы написали их много лет назад. Когда на "Polygram" говорят, что на последних ваших пластинках нет хитов, это звучит странно, - ведь все ваши истинные хиты вы написали как бы одной левой. Вы должны были неизбежно спрашивать себя, что же стряслось.

Кейл: Да, тут вы правы. Но я не хочу соревноваться сам с собой. Этот последний альбом звучит для меня как моя первая пластинка. В ней моя суть. Я стараюсь, просто из кожи вон лезу, чтобы как-то уйти от себя, но... когда я заканчиваю работу и слушаю ту хреновину, что получилась, я говорю себе: "Это мое звучание". Я играю на гитаре, - и все говорят: "Это та самая гитара". Я могу взять другую гитару и играть на ней, думая, что звук поменялся, но все напрасно. Записывать пластинки - та же самая петрушка. Мне всегда хочется чего-то новенького, хотя бы для того, чтобы удивить самого себя - и, возможно, публику. Но когда я заканчиваю запись (смеется), и слушаю то, что вышло, я вижу, что до сих пор нахожусь в тех рамках, которые сам для себя создал. Вот тут обязательно я играю так, а вон там - эдак. Можно просто биться об заклад - там будет обязательно эдак, и никаких сюрпризов.

- Вам не нравятся пластиночные гиганты? И поэтому вы свой последний альбом записали на "Silvertone"?

Кейл: Угу. Большие фирмы сильнее, чем маленькие, заинтересованы в хитах, потому что у них выше расходы. Я это прекрасно понимаю, и мне не хотелось писать специально что-то, подходящее для "Тор-40"; я был вроде как рад получить предложение от маленькой фирмы. Я, видите ли, старею, и уже отдал должное хитам.

- Что заставляет вас отправляться на гастроли и играть концерты, когда у вас нет новой пластинки, которую нужно раскручивать?

Кейл: В последние годы мне действительно нечего было раскручивать во время турне. И я не делал на этом денег, - к моменту возвращения домой автобусы, фургоны, гостиницы и сопровождающая группа съедали всю прибыль. Но мне нравится играть. Я музыкант. Я могу собрать 200-300 человек в любом городе, - постоянный круг любителей такой музыки. Это не ради денег, не ради раскрутки, это не коммерция. У меня нет своей фирмы грамзаписи. Я музыкант, мне просто нравится ездить и играть. Я делаю это не слишком часто - шесть недель в году, не больше. Притом что остальные десять с половиной месяцев я тоже не бездельничаю, учтите. Но хотя бы раз в год я стараюсь съездить куда-то поиграть, - в основном, в пределах США. Опять же, я сочинитель, и я заряжаюсь идеями, слушаю новые группы, встречаюсь с новыми людьми во время поездок, что для меня важно.

- Как вы играете на гитаре?

Кейл: Довольно-таки паршиво (смеется).

- В самом деле?

Кейл: Когда как. Иногда я просто не могу сфальшивить, а иногда не могу сыграть ни одной верной ноты. Иногда это бывает, когда я записываю пластинку, иногда, когда играю перед публикой, а иногда, - когда я играю дома в гостиной. Мне кажется, со всеми так бывает.

- Иногда вы играете на лидер-гитаре, иногда - нет.

Кейл: Это зависит от ситуации. Если кто-то играет что-то лучше меня, то я этим пользуюсь. А порой, исполняя песню, я берусь за ритм-гитару просто потому, что я один знаю нужные аккорды, - я ведь сам ее написал! Бывает, что я пишусь наложением, и сам исполняю партию соло-гитары. А иногда нанимаю кого-нибудь, чтобы этот кто-то сыграл соло. Бывало так, что на записи мы бросали все и говорили друг другу: "Ну, значит, так: мне не понравилось, как ты сыграл соло, давай позовем кого-нибудь еще и посмотрим, - может, он сыграет что-то толковое". И появляется кто-то еще, и он может сыграть так же плохо, как я, или так же плохо, как предыдущий парень. Здесь невозможно что-то вычислить, предугадать. Всегда одно и то же: сегодня получается, а завтра нет, сегодня человек играет потрясающе, а завтра просто ужасно.

- В 70-х годах вы жили и записывались в Нэшвилле. Какие отношения были там между музыкантами? Было ли чувство братства, общие тусовки, или отношения были чисто деловыми?

Кейл: Не знаю, как там сейчас. Я уехал оттуда в 1980 году, стал музицировать в Лос-Анджелесе. Большинство музыкантов в Нэшвилле - сессионные. Они этим зарабатывают на жизнь: им можно позвонить, они придут ровно в десять, - и при этом они вполне могут играть у кого-то еще. Это не тусовка. То есть я не знаю, как дела обстоят сейчас, я говорю о 70-х годах, - это не было тусовкой. Их нанимали, чтоб они делали строго определенные вещи, - все равно, как если занимаешься постройкой дома и нанимаешь человека, который делает тебе окна, или другого - специалиста по полам или стенам, Тут, в ЛA, такого нет. Нэшвилл более замкнут сам на себе, более ориентирован на сессионную работу, чем ЛА. Тут я, в основном, приглашал в качестве сессионщиков моих старых друзей. Джима Келтнера и Тима Драммонда я знаю лет двадцать пять. Парни, с которыми я работал в Нэшвилле, были более или менее чистыми сессионщиками, они записывались и с Джорджем Джонсом, и с Рэнди Трэвисом, и Бог знает с кем еще.

- У вас не сложилось впечатления, что они думали, будто делают для вас что-то особенное?

Кейл: Иногда они и делали что-то особенное, - а иногда играли то же самое, что перед этим на чьей-то то еще пластинке. Иной раз они были так загружены сессионной работой, что играли как под копирку. Этим кончает каждый: начинаешь снимать сам себя, и не можешь придумать ничего нового. Мы старались нанимать их в начале недели. Так и работала в Нэшвилле вся эта система.

- Некоторым покажется, что вы, упирая в своей деятельности на чувство, противопоставляете его тем самым общей практике сессионной работы. С вашей точки зрения, - много ли чувства они могут вложить в игру, работая по найму?

Кейл: Они лучше многих. Вся штука в том, что сессионщики играют то же самое, что может сыграть большинство других музыкантов, но они могут сделать это в десять раз быстрее. Когда они приходят на студию, им не надо репетировать или что-то еще. Играешь им песню, они записывают последовательность аккордов и стараются сыграть то, что надо. Они в самом деле работают быстро, - за это их и ценят. Можно получить больше продукции за меньшее время. Чисто деловой подход, который мне одно время нравился. А потом я устал от этого и сказал: "Давайте поиграем "живьем", с группой, добавим перчику". Мне говорили: "Наемные сопровождающие группы лажают, они постоянно пьяны, они не деловые люди наподобие сессионных музыкантов!" Но именно от них можно получить то, чего нет у сессионщиков: немного сырой игры, немного рок-н-ролла. Наверно, это грязновато звучит, но мне это нравится, - так же, как и отточенная игра. Мне нравится и то, и другое. Не нравится лишь, когда это слишком грязно или слишком прилизано. Так что я пытаюсь перемешивать то и другое.

- Расскажите о вашей коллекции гитар.

Кейл: Я их начал собирать в 70-х годах. Теперь я больше их не собираю, но купил уже достаточно гитар, штук 20-30 или около того. Мне всегда нравились старые "Gibson"'ы. Я съездил на старый завод в Каламазу, как раз перед его закрытием, и понял, что старые американские гитарные фирмы отжили свое. Корейцы и японцы попросту оставили их без работы, как и в других областях бизнеса. В свое время были "Gretsch", "Gibson" и "Fender" - основные марки, не считая "Epiphone", "Guild" или "Harmony". Я всегда был их поклонником, - знаете, вроде как любители peтpo-автомобилей. И я купил несколько гитар - две-три совсем старые и несколько старых на тот момент. Как раз перед тем, как они свернули дело. Гитары для меня - произведение искусства. Я смотрю на них, как другие смотрят на картины Рембрандта. Многие годы я был настолько беден, что, если мне хотелось купить новую гитару, я должен был продавать старую. Я не мог себе позволить иметь две гитары. Мне всегда нужно было наскребать деньги на гитару или усилок. Потом, когда я добился успеха, то подумал: "А ведь я могу пойти в музыкальный магазин и купить хоть пять гитар!" Кроме того, я люблю переделывать, усовершенствовать гитары, это мое хобби.
При записи первых пяти или шести альбомов я пользовался старой "Harmony" с круглой дыркой, и очень скоро она уже не была акустической "Harmony" за 50 долларов. Я раздолбал ее до основания, и мне пришлось проволокой прикрутить гриф к деке. Каждый раз, когда мне надо было отправляться в турне, она могла развалиться на части в самолете, или, скажем, прямо на сцене мог отказать звукосниматель, - так что я без конца переделывал ее. На записи первых пяти-шести альбомов у меня была только эта старая "Harmony". Кажется, был у меня и электрический "Gibson", - но это была модифицированная акустическая гитара со множеством звукоснимателей.

- А какие усовершенствования вы обычно делаете?

Кейл: Я делал со своей гитарой все, что только можно было сделать. У меня много усилителей, я добавлял вау-вау, когда это было модно, изменял саунд... Кроме того, я иногда просто приделывал микрофон к акустической гитаре, пытаясь добиться самого чистого звука, какого только можно, при минимуме приспособлений. Я без конца экспериментировал, потому что это доставляло мне удовольствие. Я не стремился достичь некоего особого звука, важен был процесс, а не результат. А когда я добивался какого-то звука, тем более было все в порядке. Сам процесс доставлял мне удовольствие, - видоизменять гитары, используя их при записи, так, чтобы сказали: "Тут гитара звучит обалденно", делать с ними то да се, менять аудиоаппаратуру. На самом деле я никогда не писал песни как таковые, - я просто изменял электронику или музыкальные инструменты, а затем добавлял ко всему этому свой голос, чтобы получилась песня. Бывало так, что я начинал записываться, и, к примеру, отказывал магнитофон, - и мне тогда приходилось бросать все и часов шесть подряд заниматься исключительно починкой, а потом, когда все было опять в порядке, у меня пропадало настроение играть (смеется). Но мне нравилось этим заниматься - чинить и все такое. Некоторые песни получились именно как результат моей борьбы с электроникой.

- Как, по-вашему, в целом влияют технические эффекты на игру? Что для вас важнее - чистая звуковая первооснова или окончательный саунд?

Кейл: И то, и другое. Джазовая, "пуристская" моя сторона говорит мне: либо играй, либо нет, без всяких ухищрений. А другая моя сторона - технарская: ну, знаете, вся эта возня с аппаратурой тоже может стать искусством... Многие думают, что это невозможно, но вот, к примеру, Джими Хендрикс доказал обратное.

- Эрик Клэптон однажды сказал, что больше всего ему нравится в вас ваша неповторимость, ощущение, что точно так сыграть невозможно.

Кейл: Да, я многое сыграл по-новому. Многие годы я был рок-н-ролльным гитаристом, вроде Чака Берри, - когда был молод. А когда со временем я стал вроде как сочинять песни, мне было уже года 32-33, и к тому моменту я обнаружил, что многие играют хардкор. И я подумал: может, и мне стоит попробовать что-то другое, и посмотреть, смогу ли я открыть что-нибудь новенькое? Так что я заново переиграл все, - и это сработало. Рок-н-ролл 60-х, 70-х… вы же понимаете, все на него опирались. И очень многим не нравилось то, что я делаю, потому что я на него не опирался. Зато там была некая экологическая ниша, - и я пытался выяснить, как можно записывать пластинки, не влезая при этом на чужую территорию, так что я вроде как сделал что-то новое, чем больше никто не занимался.

- В конце 60-х, когда CREAM, Хендрикс и другие использовали шумовые эффекты, дисторшн н фидбэк, - вас это восхищало?

Кейл: Мне это нравилось. Ирония состоит в том, что большинство людей, с которыми я общался и в то время, зависали на ритм-энд-блюзе. И группы, в которых я играл, делали, в основном, что-то в духе Отиса Рединга. Все группы, с которыми я тогда работал, играли ритм-энд-блюз, ориентированный на исполнение в ночных клубах. А я был просто гитаристом в группе. Большинство музыкантов, с которыми я общался, не любили Джими Хендрикса: они считали его музыку просто шумом. Но мне, как гитаристу, он по настоящему нравился. Смешно, но то, что он тогда делал, и про что все говорили: "Парень просто свихнулся", - теперь объект всеобщего подражания. Это корни хэви-метала. Пойдите и послушайте сейчас любую группу, - эти 25-летние ребята ближе к Хендриксу, чем все знаменитости прошлых лет. А мне нравился Джими Хендрикс и тогда, потому что я был гитаристом.

- Вы обычно используете стандартный гитарный строй?

Кейл: Я записал чрезвычайно мало песен, где использовал нестандартный строй. Одна из них - "Humdinger", где гитара настроена в С. Я редко записываюсь вне стандартного строя. Я могу использовать каподастр, играть пальцами, что-то еще... я обожаю перестраивать гитару, но никогда не делаю этого при записи. Так лучше.

- На какой гитаре вы играете во время гастролей?

Кейл: Я играю на синтезаторе - на данный момент это гитарный синтезатор "Casio 380", - и играл на нем последние два года. Во время двух последних турне тоже. Я открыл для себя этот "Casio", который выглядит как маленькая стильная гитарка. Они делают обычную гитару - просто-напросто синтез/гитару, потом они делают штуковину под названием "PG-380", которая являет собой обыкновенный японский "Stratocaster", а потом в нее встраивается этот синтезатор. Можно его отключить и использовать гитару как таковую, - плюс у нее снаружи есть "Midi", который открывает неизведанный мир... Я экспериментировал со всем этим, и мне очень понравилось. Я езжу на гастроли с этими штуками, и люди удивляются, потому что привыкли считать меня акустическим гитаристом. Я играю немного акустики на гитаре с жильными струнами, но, в основном, использую гитару с синтезатором.

- А какие усилители?

Кейл: С ними я тоже экспериментировал. Много лет использовал "Peavey", "PVR", - теперь больше таких не делают. У меня есть старый "Bassman" 4x10, - когда я играл на своей "Harmony", я использовал его, это сейчас просто-таки коллекционная вещь. У меня он до сих пор сохранился. Теперь я пользуюсь клавишными усилителями для синтезаторов, и одним из тех маленьких фендeровских усилков, что делают на Тайване. Я использую те усилители, которые могу поднять. Звук у меня не больше моей дорожной сумки (смеется). У меня есть пара маршалловских усилителей, но я не могу их поднять, и я не играю настолько больших концертов, чтобы нанимать кого-то, кто таскал бы эти чертовы "Маршаллы". Так что я беру каждый вечер свой собственный усилок, ставлю его на сцену - и вперед. Если поступать так, и если нет обслуги, которая таскает за вами на гастролях аппаратуру, то у вас оказывается совсем немного багажа. У меня есть парочка "Boogie" - мне нравится их звук, но я не могу их поднять, черт бы их побрал, они весят 80 фунтов каждый! А мне уже 51 год. Даже когда мне было 25, я с трудом их поднимал. У меня есть старые усилки "Fender Twin", им уже лет 25, и, наверно, это из-за них у меня теперь спину ломит. Я их, знаете, по скольким клубам перетаскал?.. Так что теперь я пользуюсь маленькими транзисторными усилками, - не потому что у них звук хороший, а потому что только их я и могу унести на своем горбу. Мне кажется, что если бы я сделал карьеру, которая дала бы мне средства нанять кого-то, кто таскал бы мои усилки туда-сюда, то и звук у меня был бы лучше.

- Если бы у вас был выбор, что бы вы предпочли: выступать или сидеть на завалинке, живя на отчисления за право исполнения ваших песен?

Кейл: Я делаю и то, и другое. Я же говорил, что, как правило, я гастролирую шесть недель в году. Возможно, теперь я буду работать больше, но если я работаю по шесть недель в год, выезжая на гастроли, потом около месяца пишу пластинку, так девять-десять месяцев я могу сидеть на завалинке и ничего не делать, правильно? Мне нет нужды работать двенадцать месяцев в году, мне кажется, я могу сделать то же самое за гораздо меньший отрезок времени. Это не значит, что в музыке мне все так просто удается, просто она не отнимает столько уж времени... Я знаю теперь несколько больше о том, чем я занимаюсь. Возможно, я стал менее требователен, возможно, я не принимаю это настолько всерьез, как когда-то. Я всегда боялся состариться бедняком, понимаете? Теперь, когда я состарился, и при этом не бедняк, я думаю: "Ну, хоть с этим-то я, черт побери, развязался!" Я просто счастливчик. Большую часть своей жизни я играл музыку, и мне за это платили, - а этого довольно трудно добиться. У меня есть друзья. Я могу пойти поиграть где-то, люди меня знают. Я не то чтобы сильно знаменит, но в каждом городке есть несколько человек, которые слыхали обо мне, и они приходят меня послушать. И мне не нужно беспокоиться об аппарате и всем таком прочем. Так что я счастливчик, честное слово.

Дейв Ди Мартино
"Musician", ноябрь 1992
Перевод Екатерины Борисовой
Опубликовано в газете "ЭНск" №1(37)/1994