"АЛЕКСАНДР"
Реж. Оливер Стоун
США, 2004

Этот фильм можно смело назвать наибольшим разочарованием года. Его ждали с нетерпением и ценители таланта маститого режиссера, сделавшего себе имя в основном на биографических картинах; и поклонники лихих костюмных боевиков, рассчитывавшие на обилие и красоту сражений, панорам и знаменитых актеров; и ревнители исторической достоверности, недовольные фамильярным обращением Вольфганга Петерсена с текстом Гомера в "Трое", не признающие в Расселе Кроу римского военачальника в "Гладиаторе" и жаждущие реванша; и любители психологического кино, надеющиеся, что уж Стоун-то дешевки не снимет, и даже в заведомо коммерческом жанре пеплума сотворит нечто выдающееся; и рядовые потребители, желающие увидеть известного им лишь по школьным учебникам Александра Македонского в силе и славе его, в блеске и плоти… Обломались все, причем примерно с равной степенью интенсивности.

Впрочем, когда фильм большого режиссера с грохотом проваливается в прокате, вызывает неприятие критиков и скучливые усмешки зрителей, - он может оказаться при этом гениальным. Такие случаи известны. Даже отсутствие хотя бы завалящей номинации на "Оскар" (и это у Стоуна, увешанного всевозможными наградами как рождественская елка игрушками!), дополненное позорной россыпью "Золотых Малин", - еще не показатель. Но, к сожалению, все шпильки, густым потоком выпущенные в адрес фильма, полностью им заслужены, и "Александр" к категории недооцененных современниками явлений никаким боком не относится.

При этом намерения у Стоуна наверняка были самые благие. Ведь легче всего изобразить жизнь и деяния легендарного полководца, царя, завоевателя как непрерывную череду победоносных сражений, героических поз и пламенных речей, - и это будет красиво и кассово, но поверхностно и вторично. Гораздо сложнее кропотливо копаться в особенностях личности, исследовать причудливую линию судьбы, понять, какие именно качества характера помогли юному македонскому царевичу не только выйти из тени своего прославленного и удачливого отца, но и превзойти его по всем статьям - развеять в пыль непобедимую персидскую армию, повергнуть в прах гордый Вавилон, к 25 годам завоевать половину известного мира, заслужить при жизни божественные почести и прозвище Великий и сохраниться в памяти людской не несколько тысяч лет… Разобраться во всем этом и с адекватной убедительностью зафиксировать свои выводы на кинопленке, - воистину задача, достойная мастера. Только вот решить ее он не смог.

Сгубила фильм, прежде всего, склонность Стоуна к дидактичности и морализаторству вкупе с привычкой снабжать дотошными иллюстрациями все выявленные им недостатки и достоинства, пороки и отклонения в психике и поведении выбранных героев. Этим он грешил и раньше (скажем, в фильме "The Doors"), этим полностью пронизана картина "Прирожденные убийцы", на материале которой вполне можно сдавать экзамен и по психо-, и по сексопатологии, - но "Александра" означенные повадки режиссера привели к полной катастрофе. Вышеназванные фильмы обладали все-таки многими спасительными достоинствами: это и общая динамика (в "The Doors" обусловленная взятой темой, а в "Прирожденных убийцах" почти клиповым монтажом), и отличный саундтрек, и удачный кастинг, и определенный эпатаж, и, что самое главное, ирония, доходящая местами до пародии и сатиры. В "Александре" же динамика отсутствует в принципе, саундтрек незаметен, кастинг почти провален, ирония заменена тщательными уверениями зрителя в том, что ему показывают Настоящую Правдивую Историю, а эпатаж заявлен, но абсолютно не выдержан. И в сухом остатке оказываются лишь прямое морализаторство и унылая дидактика.

Сначала нам показывают жизнь ребенка из неблагополучной семьи: отец, одноглазый урод Филипп Македонский, - алкаш и самодур, насилующий жену на глазах у малолетнего сына; мать, красавица Олимпиада, - властная амбициозная стерва, имеющая скверное обыкновение обматывать себя и сына живыми гадюками. Что может получиться из мальчика, выросшего в этаком зверинце? Правильно, отвечает нам Стоун, получится субъект, панически боящийся гетеросексуального опыта, - и немедленно начинает иллюстировать сей психоаналитический тезис: сперва лекцией Аристотеля о том, что мужчинам пристало любить только мужчин, а после, для закрепления усвоенного, закадровым рассказом сподвижника Александра Птолемея о том, как царевич был очарован "прохладными бедрами" друга детства Гефестиона во время упражнений в палестре. Здравая мысль, что потные семилетние мальчишки, борющиеся в песке и пыли, вряд ли могут испытывать друг к дружке какие-либо половые чувства, отвергается, едва успев возникнуть, в пользу невероятной настойчивости, с которой проводится линия нестандартной сексуальной ориентации главного героя. Среди сценаристов картины не указана Мари Рено (автор книг "Персидский мальчик" и "Огонь с неба", посвященных жизнедеятельности Александра Македонского), но возникает четкое ощущение, что вся гомосексуальная составляющая сюжета позаимствована непосредственно у нее. И уж точно из "Персидского мальчика" перекочевал сюда еще один возлюбленный Александра, Багоас. Другое дело, что книга написана как раз от лица Багоаса, подростка-евнуха, искренне привязанного к своему повелителю и отчаянно ревнующего его и к Гефестиону, и к Роксане, и вообще ко всей "внешней" жизни Александра, а потому неизбежно субъективного. А фильм-то вроде как претендует на историческую достоверность и вообще правдивость описания личности полководца… Но претензия эта настолько основательно убита гомосексуальным перекосом, что греческие юристы после выхода "Александра" чуть было не подали на Стоуна в суд за порочащие их легендарного соотечественника измышления, а народное зрительское мнение (по крайней мере, в России) заклеймило фильм "педерастической сагой". Однако при этом гейская общественность, что любопытно, не торопится включить его в число "своих" картин. Последнее, видимо, происходит потому, что эта самая большая любовь Александра к Гефестиону, о которой нам все время талдычит Стоун, на практике выражается в немногочисленных объятиях, лишенных не только признаков страсти, но и мало-мальского влечения, и нисколько не убедительна, а местами просто смешна: чего стоит сцена, когда Гефестион корчится в смертной агонии, а Александр, вместо того, чтобы бдеть и страдать над телом, глаголет о благах культуры, кои он намерен принести еще не покоренным народам, вдохновенно глядя при этом в окно! То есть, сделав максимальный упор на перверсии Александра, режиссер побоялся провести эту линию с той жесткостью, которая могла бы придать ей некоторую достоверность. Более того, в своем испуге моралист Стоун пошел, опять же, наперекор историческим реалиям, толкуя наклонности своего героя исключительно как порок, а не как вполне естественное для античной Греции явление. Если б гомосексуальность Александра подавалась между делом и без сильного акцента, то претензий к фильму со стороны и консервативной, и лояльной аудитории было бы, возможно, гораздо меньше, - но тогда у Стоуна не нашлось бы повода пристроить к сомнительному тезису веский антитезис. А он таков: "Да, водился за Александром некий постыдный грешок, но зато во всем остальном он был человеком правильным и положительным. Иначе зачем о нем кино снимать?"

Сообразно сформулированной доктрине, милой сердцу рядовых американских зрителей и обычной в арсенале любителей осовременивать характеры и мотивации исторических личностей, режиссер постоянно подчеркивает культуртрегерский и освободительный пафос походов Александра. На практике это выражается в частых, высокопарных и не всегда уместных монологах главгероя на тему "мы наш, мы новый мир построим", а в теории вообще не выдерживает никакой критики. История не знает "хороших" царей (как и добрых политиков), а уж царь-завоеватель по определению не может быть гуманистом. Стоун, совершенно правильно определив своему Александру в пример для подражания героев и богов греческого пантеона, похоже, не задумывался о том, что ни Ахилл, ни Зевс, ни Геракл, ни прочие мифологические персонажи вовсе не были миссионерами и просветителями. Не был таковым и их реально существовавший последователь. Строительство на покоренных территориях многочисленных именных городов, насильственная женитьба 10 тысяч македонцев и греков на азиатских женщинах, разрушение Фив и Персеполя, и уж, тем более, самоубийственный поход в Индию выявляют в нем азарт честолюбца, страсть первооткрывателя, жажду власти и славы, а вовсе не стремление нести эллинскую культуру в отсталые азиатские массы. Не стоило бы путать объективный исторический прогресс с частными целями и задачами отдельно взятого полководца. Пусть даже полководец этот зовется Александром Великим.

Впрочем, в движении по миру армий стоуновского Александра не заметно никакого величия. Бесконечная тоскливая ходьба редкой толпой по пересеченной местности от одного населенного пункта к другому с заходом в откровенно павильонный Вавилон не пробуждает не только трепета, но даже особого интереса, а облик по-бабьи замотанного в тряпки царя, окидывающего тусклым взором заснеженные горы, вызывает не почтение, а истерическое хихиканье зрительного зала. Режиссер опять противоречит себе, постоянно тыча нам в нос аллегориями, долженствующими подчеркнуть исключительность и предопределенность великой судьбы (орлиное знамя и летящий орел, отдельный эпизод приручения подростком Александром ужасно дикого коня Буцефала), - и не прилагая ни малейших усилий для того, чтобы подкрепить их впечатляющей конкретикой: масштабностью боевых походов, преодоленных расстояний и лишений, размахом и стратегическим блеском битв, численностью и разнородностью армии... Нам ни разу не дают прочувствовать, ощутить до мурашек на коже, даже просто поверить в то, что Александр Македонский воистину творил историю, перекраивая карту мира, руша и воздвигая города и империи. Вместо этого мы видим лишь постоянные истеричные препирательства между капризным инфантильным тираном и его присными. Характерный пример - сцена убийства Александром Клита: не великий царь карает в гневе дерзкого приближенного, а выведенный из терпения воин хамит царю в отчаянной надежде заставить это ничтожество решиться хоть на что-нибудь; Клит получается героем и мужиком, а Александр - бесхарактерным негодяем. А поскольку Стоун еще в самом начале успел внушить нам, что в медицинской карте Александра наряду с нестандартной сексуальной ориентацией присутствует еще и Эдипов комплекс, то по всему выходит, что Александр полжизни таскался по долинам и взгорьям, добрел аж до индийских джунглей и чуть не погиб в попытке зарубить на скаку боевого слона всего-навсего с целью как можно дальше убежать от слишком сильно любящей и любимой мамочки.

Кстати, линия отношений Александра с Олимпиадой проведена с той же тяжеловесной прямолинейностью. Тут и неприкрытый эротизм всех непременно бурных разговоров между матерью и сыном, и выбор актрисы на роль царицы Роксаны. Что с того, что с позиций истории, антропологии и географии она никак не могла быть мулаткой, - зато сразу бросается в глаза внешнее сходство Розарио Доусон с Анджелиной Джоли, а на случай, если кто-нибудь этого сходства не заметил, введена откровенная сцена (единственная во всем фильме) с последующей фразой: "Как жаль, что она всего лишь бледная тень моей матери". Кто на свете всех бледнее - светоч Зарты Лора Васкес или расхитительница гробниц Лара Крофт, - этот вопрос может, конечно, заинтересовать любителей фантастических трэш-боевиков, но Александр Македонский-то тут причем?

Задавшись понятной и даже похвальной целью показать, что царь - даже прославленный и могучий - все-таки при этом еще и человек, Стоун полностью забывает о том, что этот человек, со всем грузом комплексов и патологий, - все-таки при этом еще и царь. Именно что прославленный и могучий. И эти качества можно было бы выявить хотя бы в сценах битв, - благо, в жизни реального Александра их случалось предостаточно, - продемонстрировав во всей красе его таланты воина, полководца и стратега. Что мы имеем в фильме? Всего две битвы - при Гавгамелах и при Гидаспе, снятые одинаково беззубо и невнятно: ни яркой красоты "киношного" боя, ни кровавого ужаса "документальной" резни, - сплошная серость. Вот Гавгамелы: глупейшая сцена военного совета, чуток слащавой лирики по типу "ночь перед последним боем", еще одна дидактическая иллюстрация к величию - царь, умничка такая, с целью поднятия боевого духа беседует с солдатами перед боем, называя нескольких поименно и вспоминая их заслуги… Потом некоторое количество хаотичных метаний в тучах пыли горстки македонцев весьма бомжеватого вида, непонятное отступление явно превосходной (и превосходящей) персидской армии, и оголтелый наскок залитого бутафорской кровью Александра на Дария, который, по логике, должен бы одним мановением руки приказать своей личной охране стереть этого психа в порошок и более не волноваться. Победа не обоснована ни картинкой, ни динамикой, ни даже звуком, она подана просто как факт, которому веришь разве что в объективно-историческом разрезе, но не на уровне эмоционального восприятия. А вот Гидасп: по-цирковому разукрашенные индийские слоны (судя по содроганию экрана, топающие в ногу), все та же оголтелая, без всякого следа стратегической мысли скачка по леску, сильно напоминающему своей прореженностью среднюю полосу России, а не глухие джунгли (впрочем, в реальных джунглях где бы было скакать?), растерянное и вялое топтание македонской армии, вышедшей из ступора только после того, как царь поранился о главного слона… Даже пресловутый красный цвет, в который окрашен лес, увиденный глазами раненого Александра, не добавляет всему происходящему ни грамма психологической достоверности. Поневоле думаешь: если все остальные битвы, проведенные (и выигранные!) Александром, были столь же бестолковы и убоги, то каким, черт возьми, образом он завоевал полмира? С этаким-то войском и с этакими полководческими талантами?

Основная беда фильма - как раз в отсутствии харизматичности Александра. Если вспоминать все ту же "Трою", с которой многие повадились сравнивать "Александра" по формальным признакам, то, при всех ее недостатках, с харизмой главных героев там все в порядке. Почему вздорного психопата Ахилла, не жалеющего никого, но и себя тем паче, обожают не только его мирмидоняне, но и все ахейцы, - предельно понятно. Почему за Гектором, посвятившим себя истовому служению благу родного города, без колебаний идут троянцы, - тоже понятно. Почему смог повести на смертный бой остатки троянского войска мужественный служака Главк, - и это понятно. Даже понятно - возвращаясь к "Александру", - почему за спиной Дария, с его бешеными глазами и повелительно-скупыми жестами (крохотная роль Раза Дигана, одна из немногих удач фильма), стоит такое войско - вышколенное и могучее. Но почему за стоуновским Александром, этим жалким невротиком и лузером, идет армия, каким таким образом он побеждает, завоевывает и покоряет, за что его прозвали Великим, в конце концов, - вот вопросы, на который фильм ни разу не дает ответа. Виной ли тому неудачный выбор исполнителя главной роли, или сам нелепо перекрашенный в блондина Колин Фаррелл, который сохраняет во всех обстоятельствах одинаково плаксиво-испуганное выражение лица, и любые сильные чувства выражает лишь истошными воплями, - неясно, но зато очевиден факт полного несовпадения актера и образа. Конечно, Том Круз, первоначально планировавшийся Стоуном на роль Александра, не соответствует ей по возрасту (да и вообще, пожалуй), а Брэд Питт, при всей убедительности его Ахилла, им же и исчерпал на ближайшее время лимит своих античных героев, - но неужто на свете мало талантливых актеров, способных справиться с задачей и обладающих при этом гораздо большей, чем Фаррелл, степенью типажного и исполнительского совпадения с Александром? На фоне этого тотального провала меркнет и неожиданно сильная актерская работа Анжелины Джоли (ее нестареющая Олимпиада получилась одновременно царственной аристократкой и языческой ведьмой, что, в общем, не противоречит поставленной цели и историческим реалиям), и вполне добротное исполнение Вэлом Килмером роли Филиппа, персонажа в его трактовке весьма неоднозначного. Про остальных актеров говорить не стоит, они не хороши и не плохи, - они просто никакие (даже Энтони Хопкинс в роли престарелого Птолемея), но это уже не принципиально. Главное горе, - никакой сам Александр-Фаррелл, и его уже не исправить.

Всяческие исторические несоответствия (скажем, средневековая, а не древняя карта мира на стене дворца Птолемея, или разномастность причесок и одежд македонцев), логические нестыковки (среди действующих лиц не замечено ни одного толмача, во всех странах и с представителями всех народов - вплоть до собственной жены-горянки - Александр непринужденно общается на одном и том же греческом/английском языке), психологические лажи (обитательницы вавилонского гарема, вместо того, чтоб разбегаться в панике, или хотя бы испуганно жаться по углам при вторжении македонских молодцев, почему-то начинают перед ними обольстительно извиваться… хотя, наверно, этим Стоун хотел подчеркнуть, что Александру, увлеченному Гефестионом, никакие восточные прелестницы не нужны) и прочие недочеты уже не столь важны, но и они вносят свою лепту в общий удручающий итог, на фоне которого даже "Король Артур" кажется вполне приличным фильмом. Его хотя бы не так скучно смотреть. А уж "Троя", и сама по себе неплохая, по сравнению с "Александром" воистину шедевр, достойный всевозможных медалей, статуэток и золотых ветвей.

Екатерина Борисова