КИРИЛЛ КОМАРОВ
"Ангелология"

Режиссер внимательно осмотрелся, повел плечами, хрустнул пальцами и крикнул, забыв про мегафон: "Начинаем! Мотор!"

Небольшая ретроспектива в то измерение, где нет ангелов. Ощущение крови на губах. Не той крови, что освящена чувствами, а пустой, бессмысленной, холодной и равнодушной. Про ангелов здесь слышали, что они эффектно выглядят в лучах заката, когда их пластиковые крылья начинают переливаться красными бликами. Растерявшийся человек в бежевом пальто, - стая нимф, бывших когда-то нимфетками, окружает его и покрывает поцелуями, пахнущими увлажняющей помадой. Блеклое пятно цвета беж постепенно растворяется в пестроте красок. Из-под него показывается что-то подозрительно похожее на хвост. Камера наезжает на пухлые губы. Они слегка приоткрывают ряд белых острых зубов. За ними что-то красное. Резкость пропадает и растворяется в красной глубине...

По берегу бредет водолаз. Он знает, что ангелы - жители Рая, а ворота в Рай находятся где-то близко. Ощущение слепоты раздражает, ощущение близости чуда волнует. На берегу стоят рекламные щиты и указатели. Ловкие агенты предлагают тур в тот край, где можно получить своего личного хранителя по сходной цене. Плати условную плату и езжай. Что может быть проще? У тебя нет ничего, кроме акваланга и гитары? Подойдет и это, давай, что не жалко!

Навстречу идет девушка. Водолаз знал ее когда-то. Он все еще помнит прозрачные волоски на ее плоском животе и запах соли. Только о чем она говорит сейчас? Разве не лучше просто взять его за руки и заглянуть в глаза? Яркий калейдоскоп плакатов блекнет, камера уходит на воду, куда падают первые капли дождя, а за кадром звучат голоса. Они звучат отовсюду, но их источник не виден...

Солнце тонет на горизонте. Стемнело. Ангелы значительно ближе, чем казалось в самом начале. Надо сделать самую малость, чтоб увидеть их, - протереть глаза или ущипнуть себя за руку. Крупным планом пальцы, сжимающие кожу чуть выше кисти. Рука исчезает из кадра и тут же появляется с горкой монет на ладони. Монеты падают на песок, словно капли ртути. Водолаз почти кричит: "Но я ведь ничего не продавал!" Перед ним женский силуэт. Звонкий смех заставляет забыть о возможном происхождении денег. "На них не надо смотреть, их надо тратить! И ничего не бойся, я с тобой". А на востоке небо светлеет. Утро уже скоро. Губы водолаза не шевелятся, но его голос произносит: "Она - ангел!" И потом (как бы самоубийственно это ни звучало): "Мы будем летать!"

...Утро оставляет ему смятую простыню. На кухонном столе обгрызенная куриная ножка, крошки хлеба и... Он подарил ей все это вчера. И это не плата за защиту. Он не покупал, а отделял от самого себя и дарил ей. Он хотел сам защищать ее. Так кто же тут ангел? На табуретке рядом со столом лежит газета. На фотографии крупным планом подушка, на которой осталась пара длинных волосинок. Кому-то повезло больше. Здесь же на столе лежит бумажный крест с жирным отпечатком пальца. Без внутренней жизни он значит не больше, чем две черты на огромном холсте. Мусор. А место мусора в мусоропроводе, где так узко, что невозможно расправить даже плечи, - куда уж крылья. Дверь открывается, и ноги переступают через порог.

Дорога послушно раскручивается под ногами. Земля утрамбована, не выбита до жесткости камня. Где-то вдали дорога сужается и исчезает. Чуть дальше виден силуэт дома. Окончится ли путь новым пристанищем? Как знать. Но идти все равно стоит. Или лететь. И днем, и ночью. Кто-то предупреждает, если на пути попадается яма. И этот "кто-то" не похож на далекого и всемогущего Бога. "Кто-то" находится совсем близко, и подсказывает только ему, идущему к своему дому. А может быть, и вовсе нет никого. Может быть... Только вот тому, кто один, дом не нужен.

Водолаз присаживается на обочине и вспоминает. Изображение становится черно-белым. Музыка делается все более тревожной и дает понять, что приближается развязка. На белом мяче черные пятиугольники. Снегопад. По всем правилам мяч должен быть оранжевым, но изображение черно-белое, и человек в черном держит во рту белый свисток. Снег почему-то летит снизу вверх. Грязные ладони останавливают его. Черные пятна (сажи?) на ладонях перемежаются белыми снежинками, белки глаз перечеркнуты черными ресницами. Белые крылья исчезают в снежном вихре.

Камера поворачивается вниз, и мы видим Землю. Земля стремительно приближается. Мы летим, падаем... Сейчас будет удар. Но нет, перед нами оказывается вход, и мы летим дальше, под землю. Платформа. На перроне никого нет, кроме водолаза. Его карие глаза смотрят в воронку тоннеля. Отчаявшись дождаться поезда, он прыгает вниз и уходит по шпалам в темноту. Редкие фонари освещают лицо водолаза. Какой-то звук присоединяется к гулу шагов и стуку капель. Впереди поворот. Водолаз ускоряет шаг и выбегает за поворот. Два гигантских глаза встречного поезда и лавина звука опрокидывают изображение...

Камера смотрит в потолок. Постепенно картинка обретает резкость. Кульминация! Над нами стоит смуглый мужчина. Может быть, он и не смуглый, а только выглядит таким в окружающем полусумраке. Справа на уровне пояса из-за спины выступает пучок черных перьев. Это Ангел. И не стоит задумываться над тем, откуда мы это знаем. Просто мы точно знаем, что водолаз встретился со своим Ангелом.

Они встретились. Водолаз смотрит в глаза Ангела и понимает, что сможет совершенно хладнокровно наблюдать за его смертью.

Снова платформа. Водолаз сидит на скамейке и смотрит, как человек с черным крылом медленно падает на пол. Лампы дневного света подкрашивают белый мрамор холодной голубизной. Похоже на операционную. Водолаз спокойно следит за тем, как жизнь вытекает из рук упавшего и исчезает в трещинах на полу. Черное крыло слегка приподнимается, глаза умирающего превращаются в узкие щелки, а рот искажается в жестокой улыбке: "Все ангелы в небе"...

Водолаз выныривает на поверхность в самый разгар городского дня. Его толкают прохожие. Многих из них он знает. Солнце отражается в витрине, за стеклом которой красочный плакат. На плакате Верещагин и Плейшнер пьют "Клинское" под надежной защитой мужиков в белых одеждах, распростерших над ними белые крыла. Хэппи-энд.

Титры. Текст бежит поверх изображения. На набережной сидит пожилой мужчина. Он словно обнимает двух соседей и о чем-то беседует с ними. Только вот рядом с ним на скамейке никого нет. Прохожие опасливо смотрят на него и стараются быстрее пройти мимо. Лицо мужчины показывают крупным планом, оно становится все ближе, пока на экране не остаются только его глаза. Карие глаза. Которые вдруг становятся желтыми, как у зверя, а потом меняют цвет на синеву неба. Синева заполняет экран вокруг черного люка зрачка.

"Стоп! Снято! Спасибо всем. Надеюсь, что мы с вами еще встретимся. Эта жизнь не первая и не последняя", - режиссер поднимается со стула и распрямляет спину. Потом взмахивает крыльями и взмывает на восьмой этаж. Последнее, что видно в темном провале окна, - черное крыло. Из него вылетает перо. Белое. Оно кружится в прощальном танце и падает в колодец, не закрытый нерадивым сантехником.

Старый Пионэр

Оригинал рецензии на сайте "Наш НеФормат"