ТИШИНА

Горные вершины дремлют;
В долинах, утесах и пещерах тишина.

- Внемли мне, - молвил Демон, возлагая мне руку на голову. - Край, о котором я повествую, - унылый край в Ливии, на берегах реки Заиры, и нет там ни покоя, ни тишины.

Воды реки болезненно шафранового цвета; и они не струятся к морю, но всегда и всегда вздымаются, бурно и судорожно, под алым оком солнца. На многие мили по обеим сторонам глинистого русла реки тянутся бледные заросли гигантских водяных лилий. Они вздыхают в безлюдье, и тянут у небу длинные мертвенные шеи, и вечно кивают друг другу. И от них исходит неясный ропот, подобный шуму подземных вод. И они вздыхают.

Но есть граница их владениям - ужасный, темный, высокий лес. Там, наподобие волн у Гебридских островов, непрестанно колышется низкий кустарник. Но нет ветра в небесах. И высокие первобытные деревья вечно качаются с могучим шумом и грохотом. И с их уходящих ввысь вершин постоянно, одна за другой, падают капли росы. И у корней извиваются в беспокойной дремоте странные ядовитые цветы. И над головою, громко гудя, вечно стремятся на запад серые тучи, пока не перекатятся, подобно водопаду, за огненную стену горизонта. Но нет ветра в небесах. И по берегам реки Заиры нет ни покоя, ни тишины.

Была ночь, и падал дождь; и, падая, то был дождь, но, упав, то была кровь. И я стоял в трясине среди высоких лилий, и дождь падал мне на голову, - и лилии кивали друг другу и вздыхали в торжественном запустении.

И мгновенно сквозь прозрачный мертвенный туман поднялась багровая луна. И взор мой упал на громадный серый прибрежный утес, озаренный светом луны. И утес был сер, мертвенен, высок, - и утес был сер. На нем были высечены письмена. И по трясине, поросшей водяными лилиями, я подошел к самому берегу, дабы прочитать письмена, высеченные на камне. Но я не мог их постичь. И я возвращался в трясину, когда еще багровей засияла луна, и я повернулся и вновь посмотрел на утес и на письмена, и письмена гласили: запустение.

И я посмотрел наверх, и на краю утеса стоял человек, и я укрылся в водяных лилиях, дабы узнать его поступки. И человек был высок и величав, и завернут от плеч до ступней в тогу древнего Рима. И очертания его фигуры были неясны, - но лик его был ликом божества; и ризы ночи, тумана, луны и росы не скрыли черт его лица. И чело его было высоко от многих дум, и взор его был безумен от многих забот; и в немногих бороздах его ланит я прочел повествование о скорби, усталости, отвращении к роду людскому и жажде уединения.

И человек сел на скалу и склонил голову на руку и смотрел на запустение. Он смотрел на низкий неспокойный кустарник и на высокие первобытные деревья, и на полные гула небеса, и на багровую луну. И я затаился в сени водяных лилий и следил за человеком. И человек дрожал в уединении; - но убывала ночь, и он сидел на утесе.

И человек отвел взор от неба и взглянул на унылую реку Заиру, и на мертвенно желтую воду, и на бледные легионы водяных лилий. И человек внимал вздохи водяных лилий и ропот, не умолкавший среди них. И я притаился в моем укрытии и следил за человеком. И человек дрожал в уединении; - но убывала ночь, и он сидел на утесе.

Тогда я спустился в трясину и направился по воде вглубь зарослей водяных лилий, и позвал гиппопотамов, живущих на островках среди топи. И гиппопотамы услышали мой зов, и пришли с бегемотом к подножию утеса и рычали, громко и устрашающе, под луной. И я притаился в своем укрытии и следил за человеком. И человек дрожал в уединении; - но убывала ночь, и он сидел на утесе.

Тогда я проклял стихии проклятием буйства, и страшная буря разразилась на небесах, где до того не было ветра. И небо потемнело от ярости бури, - и дождь бил по голове человека, - и река вышла из берегов, - и воды ее вспенились от мучений, - и водяные лилии пронзительно кричали, - и деревья рушились под натиском ветра, - и перекатывался гром, - и низвергалась молния, - и утес был сотрясен до основания. И я притаился в моем укрытии и следил за человеком. И человек дрожал в уединении; - но убывала ночь, и он сидел на утесе.

Тогда я разгневался и проклял проклятием тишины реку и лилии, ветер и лес, небо и гром, и вздохи водяных лилий. И они стали прокляты, и затихли. И луна перестала карабкаться вверх по небесной тропе, - и гром заглох, - и молния не сверкала, - и тучи недвижно повисли, и воды вернулись в берега и застыли, - и деревья более не качались, - и водяные лилии не кивали друг другу и не вздыхали, - и меж ними не слышался ропот, не слышалось и тени звука в огромной, бескрайней пустыне. И я взглянул на письмена утеса и увидел, что они изменились, и они гласили: тишина.

И взор мой упал на лицо человека, и лицо его было бледно от ужаса. И он поспешно поднял голову, и встал на утесе во весь рост, и слушал. Но не было ни звука в огромной бескрайней пустыне, и письмена на утесе были: тишина. И человек затрепетал и отвернулся и кинулся прочь, так что я его более не видел.

Да, прекрасные сказания заключены в томах Волхвов, - в окованных железом печальных томах Волхвов. Там, говорю я, чудесные летописи о Небе и о Земле и о могучем море, - и он Джиннах, что завладели морем и землей и высоким небом. Много мудрого таилось и в речениях Сивилл; и священные, священные слова были услышаны встарь под тусклой листвой, трепетавшей вокруг Додоны, - но, клянусь Аллахом, ту притчу, что поведал мне Демон, восседая рядом со мною в тени могильного камня, я числю чудеснейшей всех! И, завершив свой рассказ, Демон снова упал в разверстую могилу и засмеялся. И я не мог смеяться с Демоном, и он проклял меня, потому что я не мог смеяться. И рысь, что вечно живет в могиле, вышла и простерлась у ног Демона, и неотрывно смотрела ему в лицо.

Эдгар По