АМСТЕРДАМ В первую очередь в этом городе меня привлекало родство с моим самым любимым городом на свете. Бытует мнение, что они если не братья, то уж, по крайней мере, дядька и племянник. Это вполне логично по историческим соображениям, но далеко от истины. Мне кажется, что их узы больше похожи на те, что связывают подростка с взрослым соседом по лестничной клетке. Когда-то сосед был для парня примером, но потом мальчик вырос и разочаровался в нём. В этом городе всё наоборот. Антиподы живут здесь, а не в Австралии (хотя там я ещё не бывал). Люди приветствуют друг друга трогательным словом "хой", но не потому что что-то выдаёт в собеседнике панка, а просто так заведено. Видел недавно на улице маленького мальчика с таким фигурным ирокезом и выбритыми арабесками на голове, что просто не осталось сомнения: на глазах именно этого шестилетнего ребёнка умерли Сид Вишес, Ян Кертис и иже с ними. Вчера под моими окнами шёл другой мальчик с пластмассовым пистолетом и орал "fuck" с таким остервенением и отчаянием, как будто у него кто-то умер, как будто самую любимую женщину он увидел в постели со своим другом, как будто произошло то, после чего всё меняется и уже никогда не будет, как прежде. При этом чуть дальше, на перекрёстке, четверо молодых здоровых мужиков, на которых пахать можно, играли в мяч уже четвёртый час. Они не отрабатывали какие-то витиеватые движения и пасы, они просто перекатывали мяч, как дети, которые ещё не знают, что убивать время значит убивать себя, даже если всё это время тебе платят пособие. В государственный праздник, "День королевы", когда подданные должны, в моём понимании, отдавать дань уважения монархине, город превращается в огромный базар и помойку. За бесценок можно купить или просто найти море старого хлама: музыкальный центр с колонками на шестьдесят ватт - за пять евро. Планшетный сканер - за два. При этом продавцы прямо говорят, что не знают, работает ли продаваемое изделие. Некоторые даже не знают, что продают: я долго беседовал с одетым в парадную форму военным, который торговал барахлом типа теннисных мячиков и подстаканников, о том, зачем нужна выставленная у него странная хреновина, напоминавшая примус. Гипотезы у него не оказалось, но он был уверен, что хреновина стоит два евро. Это единственное, что он знал о своём товаре, и ведь это правильно: именно наличие цены делает предмет товаром. Приятно иметь дело с профессионалом! В День королевы я почувствовал себя крупным музыкальным продюсером, я зарабатывал деньги на группе THE DOORS: ходил по базару, и все считали своим долгом дать мне скидку, потому что на мне была одета футболка с изображением Моррисона. Пару баксов Джим мне сэкономил. В День королевы снимаются все запреты. Видимо, это происходит потому, что королева очень любит, когда улицы столицы её государства покрываются слоем мусора, мочи и блевотины так, что их отмывают потом неделю. У женщин бывают странные причуды, что тут скажешь... Недалеко от моего дома есть церковь. Очень красивая церковь, а перед церковью стоит розовый ларёк с вывеской: "Gay and lesbian info". Квартал красных фонарей уже давно не квартал (хотя он никогда им и не был, ведь по-английски он всегда назывался "red light district"), он как красная клякса расползается вдоль по набережным каналов и маленьким улочкам. Теперь там тоже есть церковь, она погрязла в нём не по своей воле. Я там нередко бываю, так как в ней проходят бесплатные вечера органной музыки. Только вот еду я туда с закрытыми глазами, потому что вокруг неё квартал становится уже не банально красным: для тех, кто любит погорячее, толстые проститутки-негритянки от пятидесяти лет. "Хочется, хочется черную смелую женщину", - поёт Лёня Федоров. "Аминь. Пятьдесят евро", - отвечает готический хорал из церкви. И это - не проявления непознанной, загадочной голландской души. Диалектика, столкновение тезиса и антитезиса, один из основных методов познания мира, становится назойливой, омерзительной и постылой достопримечательностью этого города. Вместо того чтобы двигать его вперёд, вести к прогрессу, это противоборство припечатало Амстердам на дне некой потенциальной ямы, где ему очень вольготно, потому что ничего не угрожает его покою. Город сделал всё, что мог: он обеспечил плацдарм. Здесь будет "самое свободное общество на планете"! Поглядите: у нас - иллюстрированный учебник диалектики, а у вас что? Вслед за Башлачёвым хочется поднять вопрос: "А зачем?" Голландцев в Амстердаме такое мизерное количество, что не вполне ясно, для кого старались-то?! Впрочем, турки, наверное, благодарны. Это странно: мой город с прямыми до горизонта улицами был срисован с этого старика, покрытого морщинами ломаных улочек. Однако вынужден признать, что морщины ему к лицу. Складывается ощущение, что в Амстердаме всё проще, легче, чем в Петербурге. Всё кривее, но - проще. Парадокс. Хотя чего странного, - хаос создать легче, чем порядок. Природа сделает это и без участия homo sapiens. Анализировать хаос труднее, тут природа - не помощник, но и люди собрались в столице Голландии совершенно не для этого. Здесь всё легче, а что легче даётся, - то менее ценно, правда? Этот исконно русский принцип здесь не в чести. Нет скелета, нет шпангоутов, без них же легче! Все занимаются чем угодно, нет питерских лимитов и рамок. Более того, у них здесь конечный продукт не в пример качественнее. Представляете, что тут случилось бы, будь у них шпангоуты? Впрочем, просто было бы больше похоже на Германию. Вам кажется, я говорю скорее о людях, чем о городе? Но они неразделимы. Условно, город - это дома и люди. Люди без домов - бомжи. Дома без людей - либо памятники, либо развалины. Романтическое понятие "дух города" имеет смысл обсуждать только тогда, когда в дома въехали люди и начали что-то делать. Если вы посетили город и рассказываете потом только про его архитектуру, - поздравляю вас, вы смотрели лишь на дома и не говорите ничего о городе. Турист многое не замечает, просто не хватает времени, да и задачи, чаще всего, не те. В свои триста с копейками Петербург менее инфантилен, чем Амстердам в свои семьсот тридцать с хвостиком. Мой город более ответственный, надёжный, вдумчивый. Но Амстердам уже в таком состоянии, под таким слоем мха, что никто не поверит, что он когда-то был другим, что когда-то в кофе-шопах продавали, не поверите, кофе, а не гашиш, когда-то были вещества, которых нельзя здесь купить, когда-то в центре росли деревья. С того, что я вижу сейчас за окном, невозможно было слепить мой город, но Пётр потому и Великий, что допустил ту самую, единственно верную ошибку в проекте. Например, Гаага больше похожа на Петербург: наблюдается смешение архитектурных стилей, много деревьев и не пахнет марихуаной из каждого подъезда в центре. Амстердам же очень однороден. Его узнаешь в любой точке. Как с Библией: начнёшь читать с любого места, придёшь к одним и тем же выводам. Санкт-Петербург - город на болоте. Я помню это с детства, из уроков краеведения в школе. Я это помню, в это верю, но сам не видел. Где, собственно, болото? Оно не проступает, не показывается наружу из глубин культурного слоя. Здесь же на болоте вся страна. Маленькие домики стоят на клочках земли, выхваченных из мутной жижи. Землю от смешивания с жижей удерживают щиты из тонких гнилых не струганных досок. Возникает ощущение, что если хоть одна дощечка на протяжении тысяч километров берегов голландских болот сломается, то рухнет вся старушка-Европа. Город, герб которого - три буквы "X", три запрещающих креста, запрещает только две вещи: во-первых, его нельзя забыть. Нельзя забыть чувство разочарования и несправедливости: "Я думал, что тут... А тут...", - и, как следствие этого - вопрос: "У нас же всё правильнее... Так почему тогда?..". Но проступает второй запрет: здесь нельзя задавать вопросы. Амстердам. Название означает "плотина на реке Амстел". Петербург, Петроград, Ленинград. В названии заложено имя создателя, имя того, кто в ответе. Эй, Амстердам, я требую автора! Лев Наумов |
|